Часть 3

Недоговаривают все:
И старцы мудрые, и дети,
Речушка в средней полосе,
Ромашка в поле и в букете.
И скрытен день, и ночь темнит,
И утро тихой тайне радо.
Сама судьба секрет хранит.
Не договаривай. Не надо.
Лариса Миллер







Цветёт жасмин в моём саду,
Слегка растрёпанном ненастьем,
И пахнет свежестью и счастьем,
Скорей похожим на беду.
И тяга ближним раздарить
Горчайшей нежности избыток -
Одна из множества попыток
Свою судьбу заговорить.

***
Но побеждает - нет, не скрежет, -
А звук, который ухо нежит.
И побеждает - нет, не вой, -
Беседа дождика с травой.
И побеждает не бряцанье,
А речки тихое мерцанье.
Не дикий рёв, не рык, не ор,
А певчих птиц рассветный хор.
Не чернь, погрязшая в обидах,
А чей-то тихий вдох и выдох.
Лариса Миллер



И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной…
Срок настанет — господь сына блудного спросит:
«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я все — вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав —
И от сладостных слез не успею ответить,
К милосердным коленям припав.
Иван Бунин

Спасение наше — друг в друге,
в божественно замкнутом круге,
куда посторонним нет входа
где третье лицо лишь природа.

Спасение наше — друг в друге,
в разломленной надвое вьюге,
в разломленном надвое солнце.
Всё поровну. Этим спасёмся.

Спасение наше — друг в друге:
в сжимающем сердце испуге
вдвоем не остаться, расстаться
и в руки чужие достаться.

Родители нам — не защита.
Мы дети друг друга — не чьи-то.
Нам выпало няньчиться с нами.
Родители наши — мы сами.

Какие поддельные страсти
толкают к наживе и власти,
и только та страсть неподдельна,
где двое навек неотдельны.

Всемирная слава — лишь призрак,
когда ты любимым не признан.
Хочу я быть всеми забытым
и только в тебе знаменитым!

А чем я тебя обольщаю?
Бессмертье во мне обещаю.
Такую внутри меня славу,
Которой достойна по праву.

Друг в друга навек перелиты,
мы слиты. Мы как сталактиты.
И северное сиянье —
не наше ли это слиянье?

Людей девяносто процентов
не знают любви полноценной,
поэтому так узколобы
апостолы силы и злобы.

Но если среди оскоплённых
осталось лишь двое влюблённых,
надеяться можно нелживо:
ещё человечество живо.

Стоит на любви всё живое.
Великая армия — двое.
Пусть шепчут и губы и руки:
«Спасение наше — друг в друге».
Евгений Евтушенко

Для заката главное — небеса,
В самолёте — взлётная полоса,
Даже ветру нужно, чтоб паруса
Надувались и трепетали…
Для зимы важнее всего весна,
Для застолья — чтобы пилось до дна,
Для волны — чтоб к берегу шла волна
И её поймали.

Для рассвета главное — чтобы был,
Для туриста — плавный изгиб тропы,
И суровых гор голубые лбы,
И костёр ночлега.
Для побед важнее всего мечта,
Для потерь — кромешная темнота,
Бегуну — не финишная черта,
А возможность бегать.

Для небес важнее всего всё знать,
Полосе — чтоб было кому взлетать,
Парусам — не дуться и трепетать,
А нести куда-то.
Для весны важнее всего прийти,
Растопить, растаять и расцвести,
Для «до дна» — надёжных людей найти,
А ловить — не надо.

Волны лижут тёмную гладь песка…

Надо — быть. Туристу — тропу искать,
Бегуну — кроссовки. Мечте — сверкать
В высоте, как птица.
В темноте важнее — искать своё.
Для черты — не переступить её.
Зачерпнув ладонями до краёв,
Дать другим напиться.

Для заката главное — свет и цвет:
Каждый день по-разному сотни лет
Целый мир чтоб сделался вдруг одет
В золотой и алый.
А потом — холодная темнота,
Много звёзд, всего лишь одна звезда…
Для рассвета главное — чтоб настал.
Чтоб для всех настал он.

Дарёна Хэйл

Июньский дождь, стучащийся в окно,
Поёт меланхоличную руладу.
Я чувствую приятную прохладу,
Накинув дождевое полотно.

Сгустилась тишина и полутень
На улице с бетонными домами,
Построенной в уныло-серой гамме.
Ещё один лишённый смысла день
Начался и ушёл в небытие,
Подобно многочисленным предтечам.
Я буду видеть сны о бесконечном,
Скользя на полумесяце-ладье.
И будет день безоблачен и тих,
И пряный запах трав, и шёпот ветра,
И липкая смола на ветках кедра,
И птицы, и цветы сольются в стих.

Мне станет удивительно легко
Любить всё то, чего коснёшься взглядом.
И осень закружится листопадом,
И снежная зима, как молоко,
Омоет и равнины, и холмы
Кристально-подвенечной белизною.
И воды неминуемой весною,
Очнутся после длительной зимы.

Ну а пока мелодия дождя
Звучит над суетой виолончелью.
Окрашивает розовой пастелью
Вечернее светило, заходя,
Всё то, что есть окрест и далеко.
Я выпущу мечту из тесной клетки,
Пускай летит над куполом беседки.
Мне стало удивительно легко
Смотреть на поднебесную лазурь
И слушать грохот капель океана.
Любой пустяк - божественная манна,
Затишье словно манна после бурь.

Вечерний дождь, наполненный тоской,
Свободой и какой-то светлой грустью,
Пройдёт, чтобы опять вернуться к устью
И течь безостановочной рекой.
Юлия Родионова

Ежедневное чудо —
не чудо
Ежедневное горе —
не горе.
Настоящее горе
другое.
И о нем говорить не хочу я.
Ежедневные блестки —
как ветошь.
Ежедневная ноша
не давит.
В ежедневные слезы
не веришь
Не тревожит.
Надоедает.
Лжет язык
в ежедневном застолье.
Бесконечные вопли
писклявы.
Постоянные вздохи —
не вздохи
Ежедневные клятвы —
не клятвы.
Ежедневная ссора —
не ссора…
Но,
над спелой росой
нависая,
вдруг встает
ежедневное солнце.
Ошарашивая.
Потрясая.
Ежедневной земли
не убудет…
И шепчу я,
охрипнув от песен:
пусть любовь
ежедневною
будет.
Ежедневной, как хлеб.
Если есть он.
Роберт Рождественский



Если летом по бору кружить,
Слушать свист неведомых птиц,
Наклоняться к зеленой стоячей воде,
Вдыхать остро-свежую сырость и терпкие смолы
И бездумно смотреть на вершины,
Где ветер дремотно шумит,—
Так всё ясно и просто…

Если наглухо шторы спустить
И сидеть у стола, освещенного мирною лампой,
Отдаваясь глубоким страницам любимых поэтов,
И потом, оторвавшись от букв,
Удивленному сердцу дать полную волю,—
Так всё ясно и близко…

Если слушать, закрывши глаза,
Как в притихшем наполненном зале
Томительно-сдержанно скрипки вздыхают,
И расплавить, далекому зову вверяясь,
Железную горечь в туманную боль,—
Так всё ясно и свято…
Саша Чёрный

Жизнь нуждается в милосердии.
Милосердием мы бедны.
Кто-то злобствует,
Кто-то сердится,
Кто-то снова
В тисках беды.
Жизнь нуждается в сострадании.
Наши души —
Как топоры…
Слишком многих мы словом
Ранили,
Позабыв, что слова остры.

***
Мир держится на добрых людях.
Не на агрессии и зле.
И если доброты не будет,
То ничего не будет на земле.

Мир держится на состраданьи,
А не на важности пустой.
Вот кто-то свет потёмкам дарит,
Чтоб озарить жизнь красотой.

Мир держится на милосердьи,
А не на выгоде и лжи.
Никто из нас не минёт смерти,
А потому добро творить спеши.

Быть может, это всё наивно.
Но вижу я в который раз,
Как над землёй бушуют ливни,
Чтоб смыть скопившуюся грязь.

И наше Время чистить надо —
Скопилось столько в нём дерьма —
Насилья, лжи, вражды и смрада,
Что скоро все сойдём с ума.

Так пусть в нас совесть не убудет
И правда не сорвётся вниз…
Мир держится на мудрых людях,
Как держится при солнце жизнь.

***
Спасибо за то, что ты есть.
За то, что твой голос весенний
Приходит, как добрая весть
В минуты обид и сомнений.

Спасибо за искренний взгляд:
О чем бы тебя ни спросил я —
Во мне твои боли болят,
Во мне твои копятся силы.

Спасибо за то, что ты есть.
Сквозь все расстоянья и сроки
Какие-то скрытые токи
Вдруг снова напомнят — ты здесь.

Ты здесь, на земле. И повсюду
Я слышу твой голос и смех.
Вхожу в нашу дружбу, как в чудо.
И радуюсь чуду при всех.
Андрей Дементьев

Встанет море, звеня.
Океаны — за ним.
Зашатает меня
Вместе с шаром земным!
А уснуть захочу,
После долгих погонь
Я к тебе прилечу —
Мотыльком на огонь.
Пусть идут, как всегда,
Посреди мельтешни
Очень быстро — года.
Очень медленно — дни.
Роберт Рождественский

Никогда ни о чем не жалейте вдогонку,
Если то, что случилось, нельзя изменить.
Как записку из прошлого, грусть свою скомкав,
С этим прошлым порвите непрочную нить.
Никогда не жалейте о том, что случилось.
Иль о том, что случиться не может уже.
Лишь бы озеро вашей души не мутилось
Да надежды, как птицы, парили в душе.
Не жалейте своей доброты и участья.
Если даже за все вам — усмешка в ответ.
Кто-то в гении выбился, кто-то в начальство...
Не жалейте, что вам не досталось их бед.
Никогда, никогда ни о чем не жалейте —
Поздно начали вы или рано ушли.
Кто-то пусть гениально играет на флейте.
Но ведь песни берет он из вашей души.
Никогда, никогда ни о чем не жалейте —
Ни потерянных дней, ни сгоревшей любви.
Пусть другой гениально играет на флейте,
Но еще гениальнее слушали вы.
Андрей Дементьев

Как много дней, что выброшены зря,
дней, что погибли как-то, между прочим.
Их надо вычесть из календаря,
и жизнь становится ещё короче.


Был занят бестолковой суетой,
день проскочил – я не увидел друга
и не пожал его руки живой...
Что ж! Этот день я должен сбросить с круга.


А если я за день не вспомнил мать,
не позвонил хоть раз сестре иль брату,
то в оправданье нечего сказать:
тот день пропал! Бесценная растрата!

Я поленился или же устал –
не посмотрел весёлого спектакля,
стихов магических не почитал
и в чём-то обделил себя, не так ли?

А если я кому-то не помог,
не сочинил ни кадра и ни строчки,
то обокрал сегодняшний итог
и сделал жизнь ещё на день короче.

Сложить – так страшно, сколько промотал
на сборищах, где ни тепло, ни жарко...
А главных слов любимой не сказал
и не купил цветов или подарка.

Как много дней, что выброшены зря,
дней, что погибли как-то, между прочим.
Их надо вычесть из календаря
и мерить свою жизнь ещё короче.
Эльдар Рязанов












Быть может, я тебе не нужен,
Ночь; из пучины мировой,
Как раковина без жемчужин,
Я выброшен на берег твой.

Ты равнодушно волны пенишь
И несговорчиво поёшь;
Но ты полюбишь, ты оценишь
Ненужной раковины ложь.

Ты на песок с ней рядом ляжешь,
Оденешь ризою своей,
Ты неразрывно с нею свяжешь
Огромный колокол зыбей;

И хрупкой раковины стены, —
Как нежилого сердца дом, —
Наполнишь шёпотами пены,
Туманом, ветром и дождём...

Осип Мандельштам



До свидания, мой непридуманный!
Был ты правдою или сном?
Хлопья снега, как белые турманы,
кувыркаются за окном.
Что-то вздрагивает, потрескивает.
А в вагоне уже темно…
Я пишу тебе очень женское,
очень ласковое письмо.
Я пишу – ни на что не сетую,
ни о чем уже не грущу.
Я пишу его – как беседую:
в слух мечтаю и вслух молчу.
Пусть смешная и неумелая,
пусть неловкая – всё равно.
Вьются, бьются голуби белые,
разбиваются об окно.
Вьются голуби. Как распутица –
вихри белого их огня.
А метель всё крутится, крутится
и несёт, уносит меня…
Очень скоро поезд расстанется
с этим зимним пасмурным днём.
Я прошу тебя, пусть останется
что-нибудь на память о нём!
Чтоб хоть строчка – горькая, дымная,
словно искорка от костра,
проросла, как семечко дынное,
на побеги так же щедра.
До свидания, мой непридуманный!
Всё.
На стёклах, инеем став,
замерзают белые турманы,
крылья лёгкие распластав.
Римма Казакова